Аналитический клуб

Цивилизация на п-ове Индостан возникла позже египетской и шумерской, но почти тысячелетием раньше китайской. Современное и древнее значение слова «Индия» неодинаковы. В настоящее время Индия (точнее, Индийская республика, на языке хинди — Бхарат) — одно из государств Индийского субконтинента. В древности же Индией («Индской страной») называлась вся территория к востоку от р. Ипд (Синдху у индийцев, Хинду у персов, Индос у греков), где ныне расположены государства Пакистан, Индия, Непал и Бангладеш.

По своим размерам древняя Индия была примерно равна Египту, Месопотамии, Малой Азии, Ирану, Сирии, Финикии и Палестине, вместе взятым, и, естественно, отличалась большим разнообразием природных условий. Вся страна может быть разделена на три основные области, географические различия которых наложили отпечаток и на историю их обитателей.

1. Индская (северо-западная), включающая долину р. Инд с его притоками и прилегающие горные районы. Климат здесь сухой и жаркий. На севере области количество атмосферных осадков достигает 1000 мм в год, но, чем дальше на юго-запад, тем меньше осадков: в низовьях Инда выпадает около 250 мм, что делает невозможным регулярное земледелие, основанное только на дождевом орошении. Впрочем, в древности осадки, повидимому, были обильнее.

2. Гангская (северо-восточная), охватывающая долину р. Ганг с притоками, прилегающие предгорья Гималаев и горные районы Центральной Индии. Здесь климат жаркий и влажный; осадков выпадает от 700 мм на западе до 2—3 тыс. мм и более на востоке. Вплоть до конца II тысячелетия до н.э. это был район густой джунглевой растительности.

3. Деканская (южная; от слова Декан — так в древности называлась Южная Индия), включающая в себя полуостровную часть страны. Она отличается сложным рельефом, климат её жаркий, количество осадков неравномерно, но даже в засушливой внутренней части не спускается ниже 700 мм в год.

Подавляющая часть территории Индии получает более 500 мм осадков в год, к тому же выпадающие в основном летом, что достаточно для земледелия. На значительной части страны число осадков достигает 700 мм и более, что позволяет выращивать без искусственного орошения даже хлопок, а во многих районах Гангской и Деканской областей и такие влаголюбивые культуры, как рис, сахарный тростник и джут. Поэтому водная проблема в Индии стояла далеко не так остро, как в Египте и некоторых других странах Ближнего Востока, и, хотя искусственное орошение было известно древним индийцам издавна, его никак нельзя считать основой древнеиндийского земледелия.

Обилие влаги далеко не всегда было благом. Густая тропическая древесная и кустарниковая растительность была труднопреодолимым препятствием при хозяйственном освоении земли для человека, вооруженного каменным или даже медным топором. Поэтому ранние очаги земледелия возникают в Индии на менее лесистом северо-западе страны. У Индской области было и еще одно важное преимущество: она была более открыта для внешних связей и, в частности, находилась ближе к древнейшим земледельческим районам Ближнего Востока. Это облегчало обмен культурными достижениями с другими странами и способствовало более быстрому техническому прогрессу.

Индская цивилизация.

Самые ранние поселения земледельцев в Индостане относятся к IV тысячелетию до н.э., периоду позднего неолита; с переходом к медному веку (конец IV — начало III тысячелетия до н.э.) число их заметно возрастает. Поселения эти расположены на западной окраине долины Инда и в соседнем Белуджистане в невысоких горных районах. Климат здесь более умеренный, небольшие речки служили источником воды для хозяйственных и бытовых нужд, не угрожая наводнением; легко здесь было и укрыться от врагов. Первые поселения были небольшими, постоянные жилища строились из сырцового кирпича, медь встречалась редко, набор земледельческих культур оставался ограниченным (в основном ячмень и просо). Иногда использовалось и искусственное орошение.

С наступлением века металлов земледельцы горных районов получили возможность осваивать более обширные площади земель в равнинных районах. Возникает земледелие в долинах крупных рек — Инда и его притоков,— на полях, орошавшихся их разливами. Реки оказались также и удобным средством сообщения, способствовавшим обмену товарами и культурными ценностями, сплочению общин в более крупные сообщества. Если в первой половине III тысячелетия до н.э. в равнинной части северо-запада не отмечено ни одного сколько-нибудь крупного поселения, то во второй его половине эта часть Индии совершенно преобразилась. К этому времени и относится возникновение культурно-исторического комплекса, получившего в науке название «Индская цивилизация», хотя более поздними исследователями установлено ее распространение и за пределами долины Инда — от района восточнее Дели, на юг до низовьев р. Тапти, севернее современного Бомбея, и на запад вдоль морского побережья Белуджистана. Археологически расцвет ее связывается с «культурой Хараппы», названной так по первому и самому крупному из обнаруженных городов этой цивилизации. К настоящему времени известно до 150 поселений культуры Хараппы; изучено до десятка.

Некоторые индские города достигали больших размеров. В Хараппе и Мохенджо-Даро(Названия городов — по современным городищам; древние их имена неизвестны.) число жителей достигало десятков, возможно, ста тысяч. Застройка городов производилась, вероятно, по плану: во всяком случае, улицы были прямые, шли параллельно и пересекались под прямыми углами. Города были окружены мощными стенами. В некоторых случаях на господствующем над городом холме находилась цитадель. В Мохенджо-Даро в цитадели помещалось зернохранилище, а также административные и торговые заведения. Одна из наиболее крупных и сложных построек (её размер 230 Х 170 м) была, вероятно, дворцом правителя, другая — крытым рынком. Здесь же обнаружен бассейн, как предполагается, предназначавшийся для религиозных омовений; примыкавшие к нему строения также были, вероятно, культовыми.

В Хараппе зернохранилище находилось на берегу р. Рави; это было огромное сооружение, рассчитанное на одновременное хранение многих сотен тонн зерна. Размеры его достигали 61Х46 м; сооружено оно было на кирпичной платформе для предохранения от наводнений. Вблизи зернохранилища находились площадки для помола зерна. Здесь же располагались жилые помещения для работников, занятых на обслуживании пристани, зернохранилища и на помоле.

Основным строительным материалом для зданий был кирпич — сырцовый или обожженный. В центральной частя города все жилые дома, двух- или трехэтажные, возводились из кирпича. Обычно они тесно примыкают друг к другу, образуя комплексы жилых помещений. По архитектуре здания довольно просты, но весьма благоустроенны. Предусмотрены комнаты для омовении, в верхней части стен делались узкие прорези для доступа свежего воздуха, между этажами сооружались лестничные переходы. Крыши были плоскими, их покрывали утрамбованной землей; в душные летние ночи здесь, наверное, спали. При домах имелись глухие дворы, в которых находились очаги, готовилась пища и играли дети.

Система городской канализации в Мохенджо-Даро кажется самой совершенной на древнем Востоке. При многих домах имелись специальные отстойники, откуда грязная вода через особые подземные каналы, выложенные кирпичами, выводилась за пределы города.

Данные археологических раскопок позволяют предполагать, что население, жившее в центральной части города, внутри городских стен, было материально хорошо обеспечено, хотя различия в уровне жизни усмотреть нетрудно. Городская беднота селилась, по-видимому, за пределами городских стен, и ее скромные глинобитные хижины не могли сохраниться, особенно в условиях частых наводнений, которым подвергались индские города.

Основой индской экономики было земледелие. Известно о культивировании пшеницы, ячменя, гороха, дыни; в более влажных местах вне долины Инда (в Гуджарате — Лотхал, Рангпур) в период поздней Хараппы возделывался рис. Выращивался хлопок — самый ранний пример подобного рода в мировой истории. Известно об использовании водочерпательного колеса, но о существовании крупных оросительных сооружений данных нет. Поля, расположенные вдоль берегов, скорее всего орошались естественными разливами рек.

О развитии животноводства можно судить по костным остаткам. В качестве домашних животных известны коровы, буйволы, овцы, козы, свиньи, ослы; разводились также куры. Лошадь появляется только в середине II тысячелетия до н.э., т.е. в поздний период существования этой цивилизации. Охота и рыболовство большой роли в экономике того времени, по-видимому, уже не играли.

Сведения о городском ремесле более многочисленны. Культура Хараппы периода расцвета (конец III — начало II тысячелетия до н.э.) была культурой бронзового века. Кроме бронзы использовался свинец, а также золото и серебро, применявшиеся для изготовления украшений. Железа в городах цивилизации не обнаружено. Большую часть меди и медных изделий жители этих городов получали извне, по-видимому из Раджастхана (соседняя область на востоке), но и своя цветная металлургия находилась на высоком уровне. Были известны плавка и пайка меди и ее сплавов, изготовлялись мечи, ножи, наконечники копий и стрел, топоры и многие другие инструменты и предметы обихода. Знали люди индской цивилизации также и искусство (художественного литья, о чем свидетельствуют находки вроде бронзовой статуэтки танцовщицы. Из камня продолжали изготовляться такие предметы, как зернотерки, гири, сошники плугов и некоторые предметы вооружения (например, булавы). Кроме обработки металлов важную роль играли прядение и ткачество; Индия была, вероятно, первой страной, освоившей хлопкоткачество. Уже тогда Индия вывозила хлопковые ткани и оставалась их экспортером в течение последующих четырех тысяч лет.

Процветало гончарное дело. Сосуды и утварь разного рода искусно изготовлялись на гончарном круге, обжигались и расписывались черной краской, причем орнаменты отличались сложностью и разнообразием. Поскольку города и поселения возводились в основном из кирпича, его выделка должна была составлять важную отрасль хозяйства.

Очень искусными были ювелиры, изготовлявшие разнообразные украшения — браслеты, ожерелья, кольца, бусы. Они использовали при этом драгоценные и цветные металлы, самоцветные камни, «фаянс», кость, раковины. К художественным ремеслам можно отнести производство игрушек, резьбу по камню и кости, изготовление печатей-амулетов.

Торговля должна была играть важную роль в экономике индских городов. На это указывает не только большое число обнаруженных гирь, но и само развитое ремесло, продукция которого, конечно, производилась не только для централизованного распределения вероятно существовавшими царскими хозяйствами, но и на продажу. Кроме того, в производстве использовались многие сырьевые материалы, которые определенно не могли быть изысканы на месте, — медь и другие цветные металлы, золото, драгоценные и полудрагоценные камни. Некоторые из этих материалов могли быть получены как добыча в войнах или в виде дани, но постоянным и обеспеченным источником оставалась все же торговля.

Города долины Инда приобретали недостающие на месте материалы через торговый обмен с Южной Индией, Белуджистаном, Афганистаном. На Амударье обнаружена хараппская «колония» —городище Шортугай А (2200—2000 гг. до н.э.). Из клинописных и из археологических источников известно также и о торговле с отдаленной Нижней Месопотамией. Промежуточной станцией на морском, пути из Индии в Месопотамию были Бахрейнские острова, называвшиеся в древности Дильмун. Предметами экспорта из Индии в страны Ближнего Востока были хлопчатобумажные ткани, слоновая кость, самоцветные камни, золото, ценные породы дерева. Меньше сведений о составе индийского импорта. Но имеются любопытные находки: так, в Хараппе обнаружены бусы из Крита, относящиеся примерно К XVI в. до н.э.

Культура и религия Индского общества.

Важным свидетельством культурного уровня индской цивилизации является наличие письменности. Надписи сохранились на керамике, на металлических вещах и главным образом на печатях. Некоторые из них были просверлены и, возможно, служили амулетами или метками, прикреплявшимися к товарам. Многие печати вышли из рук искусных мастеров, изображавших иногда сложные мифологические сцены, но надписи короткие, едва несколько знаков.

Письменность, конечно, никогда не изобретается исключительно для составления надписей на печатях или металлических изделиях. Несомненно, на языке индской цивилизации составлялись хозяйственные и правовые документы, письма, может быть, литературные произведения. Однако все это писалось на быстро разрушающемся материале и до нас не дошло. Число надписей довольно велико (до нас дошло почти 3 тыс.), но общий объем текста их незначителен, что крайне затрудняет дешифровку.

Индская письменность уже давно привлекает внимание исследователей. Установлено, что она содержала до 400 рисуночных знаков, что в ней наряду с идеограммами были и фонетические знаки, направление письма — справа налево. Главная трудность в расшифровке заключается в том, что неизвестен язык этой письменности. Среди части индийских ученых распространена точка зрения, согласно которой этот язык был архаической формой санскрита, хорошо известного по значительно более поздним индийским литературным памятникам и принадлежащего к индоевропейской группе. Но большинство современных исследователей считают более вероятным, что письменность представляет один из древнейших дравидских языков, которые в наше время распространены главным образом на юге Индостанского полуострова и отчасти па о-ве Цейлон. Небольшие группы дравидоязычного населения, образующие народ брауи, до нашего времени живут разрозненно на стыке Пакистана, Афганистана и Ирана. На родственном дравидским эламском языке говорили в древности на юге Ирана.

Исследователям «протоиндского письма» (в СССР и Финляндии) удалось установить структуру слов языка и грамматических показателей; эта структура сходна с той, какую можно ожидать в дравидских языках. Предложена дешифровка отдельных слов, тоже как будто звучащих по-дравидски.

Письменность же по своему характеру весьма напоминает древнейшую шумерскую и древнейшую эламскую. Была ли тут родственная связь? Определенно сказать трудно; во всяком случае, у шумеров и эламитов не был заимствован характер письменного материала — глина, что лишило пас большинства письменных памятников древнеиндской цивилизации.

И об искусстве этой цивилизации мы знаем недостаточно.

На высоком уровне находилось ваяние; находки бронзовых и каменных статуэток позволяют утверждать это. Ювелирные изделия и игрушки, сделанные с большим художественным вкусом, свидетельствуют не только о мастерстве работников, но и об уровне эстетических потребностей населения.

Данных о религиозных верованиях сравнительно немного. На основании находок большого числа женских терракотовых статуэток предполагается существование культа богини-матери. Это вполне вероятно, поскольку такой культ очень прочно держится и в современной Индии. Трехликое божество, окруженное животными, изображенное на некоторых индских печатях, напоминает позднейшего бога Шиву в образе Пашупати — «Владыки скота». Мифологические сцены позволяют предполагать обожествление некоторых видов растительности и животных, считающихся священными и в настоящее время (дерево пинала, бык и др.). Все это указывает на связь современного индуизма с верованиями, существовавшими в Индии еще 4 тыс. лет назад. Раскопки могильников позволяют составить некоторое представление о похоронных обрядах. Строгого единообразия не существовало; чаще всего захоронение производилось прямо в земле, иногда с покойником помещали предметы домашнего обихода.

Таковы дошедшие до нас сведения. Не сохранилось никаких погребальных сооружений, сколько-нибудь подобных древнеегипетским. Нет ни одного строения, которое можно было бы уверенно считать храмом или молельней. Это заметно отличает индскую цивилизацию от одновременных с ней великих цивилизаций в Месопотамии и долине Нила, в городах которых культовые сооружения составляют самый важный элемент.

Общественный строй Индской цивилизации.

Сравнивая уровни развития и характер цивилизации в долине Инда с той рабовладельческой культурой, которая одновременно существовала в Египте и в долине Тигра и Евфрата, и находя их во многом сходными, исследователи обычно предполагают, что и общественный строй их должен был быть сходным, В пользу такой точки зрения можно привести веские соображения.

Высокий уровень развития производительных сил, существование крупных городов — ремесленных и торговых центров, наличие письменности показывают, что общество далеко ушло от примитивности первобытнообщинного строя. Различия в уровне благоустройства жилых домов, а также разница между богатыми и бедными захоронениями свидетельствуют о значительном имущественном расслоении. Производство массы кирпича, строительство больших зданий и крепостных укреплений, сооружение канализационной системы и обслуживание ее, работы в огромных зернохранилищах и на пристанях и т.д. требовали большого количества рабочей силы, часть которой наверняка была подневольной. Однако по одним лишь памятникам материальной культуры не представляется возможным установить, какая это была часть и каковы конкретно были формы подневольной зависимости.

Хорошо налаженная городская жизнь, которой могла руководить только сильная администрация, существование мощных цитаделей, господствующих над городом, говорят в пользу существования вполне сформировавшегося государства с развитым аппаратом управления. Наиболее вероятно существование городов-государств. Однако распространенность на столь большой территории однотипной материальной культуры дает основание думать, что поселения долины Инда были между собой связаны, а, возможно, в некоторые периоды их истории составляли и единое политическое целое.

Однако все это лишь предположения (хотя и вероятные). Необходимо ждать новых открытий, особенно расшифровки письменности, чтобы высказанные предположения стали докаванными.

Упадок Индской цивилизации.

С концом «культуры Хараппы» заметен явный регресс, а такие достижения индской цивилизации, как градостроительство, искусство, письменность, были утрачены почти полностью или совсем. Причины упадка этой цивилизации до сих пор неясны, и на этот счет высказываются различные предположения. Одной из первых была гипотеза (до сих пор имеющая сторонников) о разрушении городов (а следовательно, и цивилизации в целом, поскольку города являлись основным ее носителем) вторгшимся в Индию внешним врагом — племенами индоарийцев. В подтверждение этой точки зрения ссылались на находку в верхнем слое Мохенджо-Даро двух десятков скелетов люден, погибших насильственной смертью. Ссылаются также на частые упоминания в древнейшем индоарийском сборнике религиозных гимнов — «Ригведе» — войн ариев с дасью, которые отождествляются (не всегда основательно) с местным населением. Последующие археологические исследования не подтвердили эту теорию.

В настоящее время появление индоарийских племен в Индии принято относить ко второй половине II тысячелетия до н.э. Таким образом, между конечным упадком Мохенджо-Даро и приходом индоарийцев существует значительный временной разрыв, так как верхний слон этого города, в которым были обнаружены упомянутые скелеты, не может быть датирован позже 1750 г. до н.э. Археологические данные свидетельствуют также, что индские города пришли в упадок не одновременно. Так, если упадок Мохенджо-Даро, как указано, относится к XVIII в. до н.э., то Лотхала — к XVI—XV вв., а Калибангана — даже к XIII— XII вв. Разрыв в пять-шесть веков столь значителен, что исключает предположение, будто все эти города были жертвами одного и того же нашествия. Кроме того, если бы индские города были все же разрушены одним народом, слои «культуры Хараппы» были бы перекрыты единой археологической культурой. Однако таких культур несколько, они не сходны между собой и связаны обычно с культурами Белуджистана, которые нельзя считать индоарийскими. В нескольких же случаях они больше подходят на деградировавшую «культуру Хараппы», чем на резко отличные от нее иноземные (Рангпур, Лотхал).

Значительное внимание в последние годы уделяется изучению природных условий северо-запада Индии в III—II тысячелетиях до н. э., чтобы установить, не имели ли их изменения (например, изменения климата) последствий, которые для слабо оснащенного техникой древнего общества могли бы оказаться разрушительными. Известно, что во всяком случае в Передней Азии на II тысячелетие до н.э. пал период засушливого климата. Могли подвергнуться засолению каналы, измениться русла рек. Еще античный географ Страбон (I в. н.э.) сообщает следующее свидетельство Аристобула, участника похода Александра Македонского в Индию (IV в. до н.э.): «...он говорит, что, посланный с каким-то поручением, он видел страну с более чем тысячью городов вместе с селениями, покинутую жителями, потому что Инд, оставив свое прежнее русло и повернув налево в другое, гораздо более глубокое, стремительно течет, низвергаясь, подобно катаракту».

Все исследователи обращают внимание на то, что «культура Хараппы» (например, в Мохенджо-Даро) исчезла не внезапно, а этому предшествовал длительный период застоя и упадка, начавшегося в XX—XIX вв. до н.э.; это видно из постепенного обеднения и запустения городов, начиная с окраин хараппской культуры, упадка городского хозяйства. Все это должно было привести к военному ослаблению, а затем к междоусобицам, восстаниям местных, прежде подчиненных племен и набегам пришлых, независимых. Но о характере возможных внутриполитических и экономических изменений можно только гадать. По новейшим археологическим данным «постхараппская культура» (включая, возможно, и письменность) в отдельных районах просуществовала до конца II — начала I тысячелетия до н.э.

Что из упомянутого выше явилось основной причиной краха индской цивилизации, пока невозможно утверждать с уверенностью, но отметим, что гибель сложившейся было и как будто успешно развивавшейся цивилизации или предцивилизации наблюдалась в ранней древности не один раз.

Предпосылки создания первого классового общества в Иране и Средней Азии.

Иранское нагорье, т.е. земли, занимаемые главным образом современными государствами Иран(В новейшее время (до 1935 г.) это государство называлось Персией. Переименование внесло некоторую путаницу в научную терминологию: официальный язык государства Иран, не занимающего всей территории Иранского нагорья, называется персидским, а не иранским, а в научное понятие «иранские языки» входят многие индоевропейские языки, распространенные как вне государства Иран, так и вне Иранского нагорья (осетинский, таджикский, памирские). В древности на «восточноиранских» языках говорили также скифы, саки, сарматы, массагеты и другие народы Причерноморья и Средней Азии.) и Афганистан, к западу от Индостанского полуострова, входило еще в древнейшую зону возникновения земледелия и скотоводства; то же можно сказать и об узкой полосе на юге современной советской Средней Азии. Однако условия развития земледелия (преимущественно основанного на горно-ручьевом и дождевом орошении) здесь были менее благоприятными, чем те, которые были созданы человеком, например, в нижней долине Евфрата. Поэтому, когда в Шумере и Аккаде уже долгое время существовала цивилизация и бушевали страсти, вызванные противоречиями классового общества, здесь в течение всего периода медно-каменного века почти повсюду сохранялось первобытное общество.

Лишь в юго-западном углу современного Ирана, на жаркой равнине, созданной отложениями рек Карун и Керхе, создались в первой половине III тысячелетия до н.э. города-государства (или номовые государства), по-видимому, того же типа, что и в Шумере; главным из них был город Сузы. Здесь создалась и своя иероглифическая письменность, во многом похожая на шумерскую. Хотя она до сих пор еще не дешифрована, однако ясно, что она, как и в Шумере Протописьменного периода, обслуживала большое, вероятно храмовое, хозяйство.

Долина Каруна и Керхе в древности называлась Эламом или, на местном языке, Халтамти (Хатамти). Первоначально это было название только одного и даже не самого главного нома в этой области (шумеры именовали его Адамдун), и лишь позже оно распространилось на всю ту территорию (шумеры дали ей имя Ним, что значит «верх, нагорье»), которая объединялась с собственно Эламом общностью языка, в науке известного как эламский.

Примерно до XXII в. до н.э. для него использовалась местная, пока не дешифрованная иероглифика, но еще с XXIII в. в Эламе стали писать сейчас вполне удобочитаемой клинописью — как на своем, эламском языке, так и по-шумерски и особенно по-аккадски.

Недавними исследованиями молодого американского ученого Мак-Альпина было доказано, что эламский язык состоял в сравнительно близком родстве с протодравидским — предком дравидских языков. Можно думать, что в глубокой древности территория дравидского и территория эламского языка соприкасались. Это значит, что эламо-дравидское население должно было занимать всю полосу от Индостана до долины Каруна и Керхе. Хотя, кроме жителей этой долины, остальное население этой полосы в III—II тысячелетиях до н.э. явно еще не достигло уровня цивилизации, а материальные памятники, найденные на различных городищах, показывают, что культура здесь была неоднородной, однако там и сям существовали изолированные центры собственной эламской цивилизации. Одним из важнейших был город Аншан (в 45 км западнее нынешнего Шираза), находившийся в тесных сношениях с Месопотамией — на западе и с еще не открытым археологами центром неизвестной цивилизации (Араттой) — на востоке. Другие опорные пункты эламской цивилизации отстояли еще дальше от Суз, ее средоточия. Создание их, возможно, до известной степени облегчалось родством языка Суз с языком (или языками) местного населения, но все же они, видимо, появились не в результате местного развития, а как торговые или военные форпосты Суз или Аншана с заимствованной оттуда культурой. Находка табличек, написанных эламской иероглификой, показывает, что здесь, вероятно, существовали и эламские храмовые хозяйства. Древние названия этих городов-крепостей, окруженных все еще первобытным земледельческо-скотоводческим населением, нам неизвестны, и мы употребляем современные названия городищ: это Тепе-Сиалк, на дороге из Тегерана в Шираз (ближе к первому), и Тепе-Яхья, недалеко от той области, где и сейчас живут дравиды-брауи. Найденные здесь документы относятся к первой половине II тысячелетия до н.э.

Этническая принадлежность населения других оазисов Ирана, помимо «эламо-дравидской» полосы, нам неясна. Для всего медно-каменного века (отчасти и позже) здесь повсюду характерно изготовление разнообразной глиняной посуды с высокохудожественной многоцветной орнаментальной росписью; поэтому все здешние культуры, довольно разные в деталях с археологической точки зрения, называются обобщенно «культурой крашеной керамики». Подобная керамика встречается в дописьменный период также в Малой Азии, в Закавказье, в некоторых частях Средней Азии, в Китае. Надо полагать, что это скорее свидетельствует об однородности социально-культурного развития на нагорьях, чем об этническом родстве изготовителей этой посуды. Из клинописных источников можно заключить, что в северо-западных частях нагорья говорили на хурритских диалектах, а также на кутийском языке. О последнем известно очень мало, но полагают, что как хурритский, так и кутийский язык находились в ближайшем родстве с восточнокавказскими. Неясно также, что за язык касситский(Возможно, он относился к «эламо-дравидской» зоне.). О кутиях и касситах уже упоминалось в предшествующих лекциях и еще будет сказано далее. На западных склонах окраин Иранского нагорья в конце III тысячелетия до н.э. стали возникать сильно укрепленные города — видимо, центры номов, явившихся ядрами образования первых мелких горных государств. Крупные, но пока еще не укрепленные поселки земледельцев существовали к этому времени и в южных, предгорных районах нынешней Туркмении (городища Алтын-тепе, Намазга, Анау и др.).

Для земледельческих поселков Ирана и юга Средней Азии IV—III тысячелетий очень характерны большие, многокомнатные дома — вероятно, обиталища большесемейных домашних общин. У хурритов на западной окраине нагорья такие общины жили также в укрепленных башнях.

В III тысячелетии до н.э. через Иранское нагорье проходят торговые пути, по которым на северо-восток современного Ирана и в Южную Туркмению прибывают из Шумера и Элама образцы для местной культовой глиняной и золотой мелкой скульптуры и других мелких поделок. По этим же путям в различные центры Ирана и Переднюю Азию поступает синий лазурит из Северного Афганистана, индийский сердолик и золото. Но самым важным: товаром (и в то же время самым загадочным) с конца этого тысячелетия было олово.

Олову принадлежала роль чуть ли не важнейшего сырья наступающего бронзового века. Люди к этому времени уже давно поняли, что медь слишком мягка для многих видов работ (для которых все еще приходилось поэтому применять камень) и что для улучшения рабочих качеств инструментов и боевых качеств оружия к ней необходимы приплавы. Но ни один приплав, кроме олова(Когда не было олова, к меди чаще всего добавляли мышьяк, не мог дать достаточно высокого качества металла. Ради производства бронзовых орудий и оружия олово везли издалека, не страшась опасностей на далеком пути и не жалея средств. Бронзовые инструменты могли служить гораздо дольше медных, их рабочий край был острее и меньше снашивался. Из бронзы изготовляли даже бритвы, которые ранее приходилось делать из обсидиана (вулканического стекла). Из бронзы стали производить кинжалы и мечи, шлемы и чешуйчатые панцири, что значительно увеличивало боеспособность войска и возможности эксплуатации рабского труда. Конец III—начало II тысячелетия до н.э. были началом бронзового века в Передней Азии.

Но откуда шло олово, мы не знали. Лишь во второй половине II тысячелетия до н.э., когда торговые пути меняются, олово начинает поступать в Переднюю Азию с запада. На востоке же существующие месторождения олова, достаточные для промышленной разработки, расположены не ближе к Передней Азии, чем Малайя и Южный Китай. Греческий географ I в. н.э. Страбон назвал источником олова Дрангиапу — страну на юго-западе современного Афганистана, но геологи отвергли такую возможность. Лишь недавно (в начале 70-х годов) советские геологи обнаружили в тех краях большие древние оловянные выработки, исчерпанные по меньшей мере тысячу лет назад (археологи их -не посещали, и абсолютная дата пока неизвестна). Одно месторождение, видимо особенно древнее, было расположено севернее оз. Хамун; поскольку здесь же была и медь, постольку отсюда могли вывозиться готовьте бронзовые слитки. Другое, очень большое, находилось в бассейне р. Хильменд. Так был раскрыт секрет бронзового века.

С III тысячелетия до н.э. в Средней Азии было одомашнено новое важное транспортное животное — двугорбый верблюд. Его начали запрягать в четырехколесные телеги. Появляется довольно широко развитое земледелие — пока, правда, па базе не столь больших рек, как Амударья, а более мелких. Оросительные каналы длиной до 3 км напоминают те, которые копали в Месопотамии перед началом Протописьменного периода. К середине III тысячелетия до н.э. на юго-западе Средней Азии, в долинах Мургаба и Зеравшана, в Афганистане возникают крупные поселения площадью в десятки гектаров с застройкой городского типа, домами для больших семей, с обширными культовыми сооружениями, огражденными толстыми стенами из сырцового кирпича. По-видимому, во II тысячелетии до н.э. появляются и городские стены. Очевидно, господствовало профессиональное ремесло и существовали торговые связи с Ираком и Индией. Уже говорилось о хараппской «колонии» на южном берегу Амударьи. В то же время на периферии таких крупных поселков располагались мелкие селения из нескольких или даже одного большесемейного жилища. Такие «хутора» исчезли в Нижней Месопотамии в начале Протописьменного периода.

Аналогичная картина создания предгородской (или даже раннегородской) культуры наблюдается и в Дрангиане (городища Шах-и Сохте, Мундигак).

Однако в эпоху бронзы процесс образования классового общества, явно намечавшийся по всему Иранскому нагорью (в Иране и в Афганистане), а также в Южной Туркмении, так и не найдя завершения, сменился периодом упадка. Причины его неясны. Второе тысячелетие до н.э. было эпохой засух и этнических перемещений в этом регионе. Именно в это время, если не раньше, в Иране появляются индоиранские племена, о которых будет рассказано далее. Но следы этнических перемещений, если они не сопровождаются массовой резней и пожарами, археологически обнаружить трудно, а письменных данных о них нет. Древнейшие культуры Ирана и Средней Азии все ещё загадочны; археологические данные о них недостаточны, и только о западной окраине Иранского нагорья, примыкающей к долине р. Тигра, до нас доходят известия из надписей царей Месопотамии, к которой нам и предстоит теперь вернуться.